— Неплохо для калеки, — фыркнул Циндер, а затем решительным броском выбил оружие из рук Зверя. — Подбери! — потребовал он.

Они снова сошлись в схватке. Отсутствие тренировок сказалось: Рейван растерял и силу, и скорость. Циндер упрекал его в этом каждым новым взмахом меча.

— Сегодня ты уйдёшь, — сказал гегемон, — и встретимся мы с тобой теперь лишь на войне.

— Ты знал, кто я? Всегда знал? — зло прорычал Рейван.

— Всегда.

— Ты убил Ингвара? — с яростью обрушивая клинок, выкрикнул Зверь.

— Я убил, — ответил Циндер, отражая удар. — Я был сильнее.

— Как он погиб⁈

— Как мужчина! — ударил гегемон. — В ярости!

Бой измотал Рейвана, и Циндер сжалился.

— Достаточно. Тебе сегодня предстоит ещё долгий путь, — гегемон убрал меч.

Рейван тоже убрал меч. Циндер подошёл к нему близко и сказал в лицо:

— Вигг велел не опаивать тебя перед выходом в мир: хочет, чтобы ты погубил Владычицу, знай.

Рейван выдержал взгляд гегемона.

— Сделай всё, чтобы я гордился тобой, Рейван, — сказал Циндер на прощание и развернулся к воинам.

— У нас есть возможность, хоть малая неуловимая возможность вырваться из-под власти Причастия⁈ — крикнул вслед гегемону Рейван.

— Нет, — ответил Циндер.

Рейван остался стоять один, под высоким и недосягаемым небом.

4 На распутье

Солнце поднялось из-за гор, быстро согрев холодную землю. С плаца раздавались звуки тренировки кзоргов, а на переднем дворе шли приготовления к дальней дороге. Владычица Корда усаживалась в повозку, конюшие успокаивали взволнованных лошадей. Рейван, двое кзоргов, которых он решил взять с собой, солдаты царской гвардии и слуги — все были готовы и ожидали лишь Владычицу Маррей.

Вскоре она появилась вместе с мужем и отцом Сеттом. Царь Вигг вёл жену под руку, довольно улыбаясь, словно сытый кот, исполненный хитрости. Он посадил Маррей в повозку и затем с игривым блеском в глазах посмотрел на Рейвана.

«Издевается надо мной!» — мрачно подумал кзорг, чувствуя совершенное бессилие.

Вскоре царь скрылся в дверях главной башни, не став дожидаться, когда обоз покинет Харон-Сидис. Отец Сетт подошёл к повозке, чтобы проститься. Коротко поклонившись Владычице Корде, перед Маррей он смутился.

— Береги себя, — прошептал он.

На лице старика дрогнули брови, когда он поднял взор и увидел поджившие ссадины на её лице.

— Прости меня… — затаив дыхание, произнёс он.

— Это ты подмешал Виггу в вино кзоргское зелье, — утвердительно произнесла она.

— Я подмешал. Прости, — виновато склонился старый хранитель.

— Прощаю, Сетт, — ответила Маррей. — Ведь ты хотел меня в какой-то мере защитить.

Старый хранитель склонился ещё ниже.

— Да пребудет с тобой Великая Мать, — сказал он.

— Несомненна её любовь! — ответила Маррей и благословила старика, коснувшись его головы.

***

Повозка с Владычицами тронулась в путь. Следом выехала и вторая — со слугами, припасами и снаряжением. Кзорги и солдаты сопровождали обоз конными.

Первый день пути пролегал по дикому ущелью Харон-Сидиса, где на пустынных склонах изрезанных скал не стояло ни одного человеческого жилища и лишь дикие горные туры бродили по крутым утёсам.

Повозка Владычиц шла тихо, чтобы Маррей не слишком утомилась от неровностей дороги. Она всё ещё была слаба и путь переносила на устланном шкурами ложе под пологом.

— Я так рада, что ты наконец перестала бунтовать и последовала своему долгу, — произнесла Корда. — Богиня вознаградит тебя, когда ты станешь матерью.

Маррей кивнула. Она действительно хотела покориться силе высшей и большей, чем она сама. Однако в сердце не унималось щемящее чувство несправедливости, когда она глядела сквозь занавеси полога на Рейвана, ехавшего на коне впереди.

«Почему Великая Мать оказалась так жестока? — думала Маррей, лаская взглядом его спину. — Почему позволила сделать из него кзорга, а меня — обязать долгом перед царём?»

Когда пришло время остановиться на ночлег, Рейван выставил солдат для охраны, а слугам велел разбить лагерь. Сам он, впервые за весь день, приблизился к Маррей и помог ей спуститься на песчаную землю.

— Придержи меня немного, — сказала она, берясь за него слабой рукой. — Мне нужно немного походить, разогнать кровь.

Рейван взял Маррей под локоть, благоговея под её взглядом, и, пока слуги устанавливали шатёр, обошёл с ней стоянку. Владычица шагала медленно, всем телом опираясь на его руку, и чем сильнее он чувствовал её тяжесть, тем больше радовался. Ему хотелось и вовсе поднять её, нести на руках, крепко обнимать и целовать. Он боялся глядеть ей в глаза: не хотел напугать силой своих чувств, но полагал, что она о них догадывается.

Маррей тоже прятала от него лицо за спускающимися чёрными змеями волос, и он всё не решался озвучить ей свой замысел: спасительный для неё и губительный для него. Потому что тогда разом истекут часы их хрупкого счастья, придёт час расставания, настанут дни погони и страха.

«Расскажу ей завтра, когда выйдем из ущелья на распутье дорог», — подумал Рейван.

Подойдя к шатру, но ещё не показавшись из-за него, они услышали ворчание слуг, растягивающих полог.

— Если он погубит Владычицу, то нам тоже всем достанется, — обеспокоенно сказал один из них. — Царь специально его к ней приставил, чтобы погубить…

Слух о том, что Рейвана, кзорга, не опоили зельями, лишающими воли и мужской силы, растёкся среди солдат, слуг и рабов, и все жались от него пуще прежнего.

— Вряд ли он тронет её: откуда ему знать, что с женщиной делать, — усмехнулся другой. — Если он оприходовал кого, так, наверное, только овец — вот овцу и словит.

— Если б так… — неуверенно простонал первый, забивая колышек оттяжки в землю. — Не место кзоргам среди людей, их место на войне! Когда мы выйдем к поселению, не начнёт ли он людей резать? Солдаты его не сдержат: он человеку череп пальцами проламывает. Чудовища они, кзорги, мешки с ядовитыми костями. Нельзя им в мир ходить неопоенными.

Рейван разозлился и хотел было наказать слуг за эти разговоры. Но ведь они говорили правду. Рейван помрачнел и стиснул зубы, сделав вид, что ничего не слышал.

Маррей бросила на него взгляд, исполненный страха и жалости, выдернула руку и скрылась в шатре. Слуги поспешили прочь с глаз кзорга, быстро заговорив об ужине. Рейван тяжело вздохнул, принимая вполне то, что был в глазах людей чудовищем.

***

На следующий день эскорт Владычиц покинул ущелье — путники выехали на тракт. Впереди показался небольшой хутор: несколько низких домиков, огород и пустовавший загон для скота. Вокруг жилищ на деревянных столбах, врытых в землю, стояли чаши, над которыми чадил горький дым полыни.

Увидев на повозках знамёна Великой Матери, к дороге вышла женщина, желавшая получить благословение Владычицы. Корда приказала остановиться.

— Несомненна любовь Богини, — сказала хуторянка.

— Воистину несомненна, — ответила Владычица Корда, коснувшись ладонью головы женщины. — Скажи, зачем раскуриваете полынь? Кого вы отпугиваете?

— Великая Мать, в окрестностях бродит зверь, всю скотину перетаскал. Наместник присылал солдат, но зверь и их сожрал. Нашли от всего отряда только кусок железной пластины от доспехов.

Рейван, услышав разговор, положил руку на эфес меча. Он подумал, что в другой раз был бы рад встрече со зверем, но теперь с ним женщины, и он должен беречь их от любой опасности. Он поглядел на возницу, тревожно перебиравшего в руках поводья, и кивком указал ему трогаться вперёд.

С открытых лугов обоз въехал в редколесье. Солдаты отшучивались, что, попадись им зверь, они тотчас прикончили бы его. Однако Рейван видел, как они ёжились от всякого хруста ветки под колесами повозок или порыва ветра, тревожившего листву.

Стало темнеть. До развилки дорог, расходящихся на юг и на север, оставалось недалеко. Рейван приметил хорошее место для стоянки и приказал разбить лагерь. Над широкой поляной куполом сошлись размашистые ветви, в центре было устроено кострище, а в двух шагах журчал зажатый меж приземистых кустарников ручей. Кзорги отправились осмотреть чащу, а солдаты принялись разгружать снаряжение.