Маррей склонилась к воину, что был ранен в живот, но он уже не дышал.
— Где нож, Тирно⁈ — разозлилась Владычица, желая отогнать работой тяжёлые мысли.
На дворе раздался грохот мечей по щитам и гул голосов:
— Эйнар! Эйнар!
Грохот сотрясал стены, будто по земле шагал горный тролль. Маррей поняла, что Рейван вернулся в крепость победителем.
— Живой, — вздохнула она.
Нутро её задрожало от страха перед дальнейшей своей судьбой, но пальцы уверенно затянули узел повязки на культе Токи.
Все воины, что могли держаться на ногах, высыпали на двор приветствовать вождя. Маррей подала кружку стонущему от жажды воину с отрубленной стопой.
— Тьфу! Вода? — выругался он. — Дай мне мёда! Я хочу выпить за победу!
Тирно шаркающим шагом приблизился к Маррей.
— Там тело Владычицы… — проскрежетал он. — Иди распорядись, как её хоронить. Эйнар позвал тебя.
Они прошли сквозь зимний двор. Белизна, освещённая ярким солнцем, заколола глаза. Холодный ветер ударил в лицо. Маррей сощурилась и закусила губы от волнения перед встречей с Рейваном.
«Он убил Вигга? — терзалась она. — Не важно — он убил многих».
Рудокоп отворил двери, впустив Владычицу, и тут же покинул её. Дом был выстужен так, что даже в комнате изо рта разбегался пар. Мрак рассеивался лишь у щели окна, погружая остальную часть дома во тьму. Пахло кровью и смертью.
Маррей зажгла лампу. Тело Корды лежало на столе, завёрнутое в шкуры. Владычица приблизилась, сознавая, что ей придётся впервые подготовить к погребению близкого человека. Она прикоснулась к меху там, где угадывалась голова, и замерла, представив, как под покровом шкуры выглядит лицо Корды, застывшее в последней муке.
Что-то шевельнулось в темноте у стены. Маррей поняла, что она не одна. Подняв взор, уже привыкший к сумеречному свету, она увидела, что в углу стоит Рейван.
— Здравствуй, — произнесла Маррей после недолгого молчания и принялась снимать с Корды покров.
Посмотреть в лицо убитой жрицы было страшно, но ещё страшнее было бы поглядеть на Рейвана. Она сняла окровавленную шкуру и увидела Корду. Кожа её была серой и безжизненной, но лицо разгладилось и обрело выражение спокойствия.
Рейван хрипло вздохнул, и Маррей обернулась к нему. Взгляд её упал на его залитую кровью броню и взлохмаченную бороду, под которой висела гривна вождя. Глаза его блестели влагой в тусклом свете лампы. Лицо было черно от запёкшейся на нём крови.
Рейван перевёл растерянный взгляд с тела матери на Маррей, ища у неё утешения. Его пальцы шевельнулись в желании прикоснуться к ней, но он не решился.
Владычица не отозвалась на взгляд — отвернулась, желая скрыть выступившие слёзы.
— Она закрыла меня собой, — произнесла Маррей, отерев лицо тыльной стороной ладони.
— Угу, — глухо промычал Рейван и тяжело вздохнул. — Сделай что нужно, — сказал он. — Она была моей матерью.
— Я знаю. Я всё сделаю, — прошептала Владычица стиснутым горлом, уперевшись руками в стол.
Она подняла на него взор.
— А ты… пойди переоденься, — произнесла она, поморщившись от вида крови на его теле.
Рейван напряжённым шагом прошёл к двери. По его движениям Маррей ощутила, что ему невозможно тяжело выносить страдания в одиночестве. Она почти потянулась ему навстречу, но сдержала порыв.
На пороге Рейван столкнулся с Тирно и старой женщиной, пришедшей помочь Маррей. Тирно держал ведро с дымившейся водой, а женщина — куль с покрывалом и чистой одеждой для погребения.
— Всё нормально с тобой, Эйнар? — спросил Тирно, заглянув ему в лицо.
— Где Ингрид, твою мать⁈ — выругался Рейван, резко развернувшись к рудокопу. Коса его и край плаща глухо ударились о дверь. — Нет вестей?
— Пока нет, — вздохнул Тирно и положил руку на плечо вана, стараясь успокоить его: — Её отыщут, верь.
Рейван, ничего не ответив, спустился по ступеням навстречу морозному ветру.
— Ван Эйнар! — воскликнул один из стражников главных ворот. — Там пришёл набул! Посланец! Что-то говорит про Ингрид, тебя требует.
***
Рейван ускорил шаг, а затем побежал. Набульский посланец сидел, зажатый воинами, в углу комнаты, расположенной в надвратной башне. Риссы во главе с ваном Арнульфом высились над пленником и ворчали, будто псы, не поделившие кость. При появлении вождя все замолчали и расступились.
Рейван схватил набула за ворот мехового плаща и поставил на ноги. Солдат распрямился, подняв заросший подбородок. Тёмные глаза его не выражали страха — лишь готовность принять свою участь. Рейван распахнул его одежду и увидел перепачканную кровью кольчугу.
— Гвардеец? Был в битве? — произнёс Рейван по-набульски.
— Командир отряда, — кивнул набул.
— Что ты пришёл мне сказать?
— Царь Вигг держит в плену Ингрид Волчицу и готов отпустить её в обмен на… — набул сглотнул, кадык его дёрнулся, — на тебя самого. Принеси ему золотую гривну лично.
— Ублюдок! — выругался Рейван, ударив кулаком по стене.
— Что он сказал, Эйнар? — нахмурился Арнульф.
Рейван стиснул челюсти и помотал головой.
— Завтра, — произнёс посланец, стараясь дышать ровно, — в полдень… если ты не придёшь к нему, он её убьёт.
Договорив, набул покорно опустил голову.
— У него Ингрид, да⁈ Вигг требует выкуп⁈ — зарычал Арнульф. — Выпусти ему кишки! — он пнул ногой посланца. — Хрен ему, а не выкуп!
— Отпустите его, — приказал Рейван.
Он глубоко вздохнул, сдерживая гнев, поставил руки на пояс и широко зашагал по комнате.
— Эйнар! Твоё время диктовать условия — ты победитель! — сказал недоумевающий Арнульф. — Скажи ему, если не освободит Ингрид, ты придёшь и разгромишь его. Ему конец!
— Отпусти посланца за ворота, Арнульф, — повторил Верховный ван. — Обсудим всё после.
Рейван вышел на холодный двор и увидел, что с неба сыплется снег. Он устало опёрся на перила крыльца. Тошнота подступила к горлу, и он приложил руку ко рту, усмиряя вдруг накативший приступ.
Под крыльцо подошли два тяжело дышавших воина. Они вырыли за северными вратами могилу для Владычицы Корды.
— Готово, ван Эйнар, — поклонились они.
Он молча кивнул им, продолжая зажимать рот рукой. Спустя несколько ударов сердца колючий мороз ослабил тошноту. Рейван выпрямился.
На дворе разожгли костры и нагрели воду, чтобы воины могли смыть с себя кровь и переодеться. Люди сновали взад и вперёд, будто на ярмарке. К Рейвану приблизился молодой воин с дымящейся бадьёй.
— Ван Эйнар! — поклонился он. — Умойся перед пиром!
Рейван согласился и скинул плащ. Снять кольчугу оказалось нелегко — всё тело болело.
— Принеси мне рубаху, — сказал он, кряхтя. — Из покоев принеси…
От горячей воды по измученному телу пробежали мурашки незаслуженного блаженства. Рейван хорошенько оттёр лицо, шею и плечи от крови и липкого горького пота. Высморкался и натянул шерстяную рубаху, которую связала ему мать.
В ворота устало вошёл Лютый, серый от отчаяния, со склонённой головой. Он разыскивал Ингрид среди трупов на поле боя, но так и не нашёл. Он медленно брёл по двору и беспрестанно сталкивался с воинами.
Рейван вернул на плечи толстый меховой плащ и стремительно сошёл с крыльца. Он был рад видеть Лютого и хотел поведать ему новости. Лишь с ним он мог разделить боль от произошедшего и только у него мог спросить совета о том, что теперь им делать.
Рейван увидел Владычицу Маррей. Она шла в сторону растопленной парильни вместе с помощницей. На чёрное сердце его упал слабый луч радости.
Он устремился к Владычице, но увидел, что на пути у неё встал Лютый. Оставив спутницу, Маррей подошла к воеводе ближе, чем позволяли приличия, и провела ладонью по его лицу.
— Вот ты и вернулась, — сказал Лютый. — И теперь уже, знай, я тебя не отпущу! Я глядеть не мог, как ты растрачиваешь себя рядом с ублюдком Виггом!
— Ты как всегда! — отёрла Маррей набежавшую на глаза влагу. — Не будем больше сердиться друг на друга!
Они обнялись. Лютый зарылся лицом в волосы Владычицы, гладя её по спине широкими жадными движениями.